Мариам Петросян «Дом, в котором…»). Оба диктора широко известны и в дополнительных представлениях не нуждаются. Кого из них предпочесть – выбирайте сами. Можно, к примеру, прибегнуть к фэншую: читателям мужского пола выбрать женский голос и наоборот. По мне, так оба чтеца замечательно хороши и со своей задачей справились просто блестяще.
Габриэль Гарсиа Маркес. Любовь во время чумы / Перев. с исп. Людмилы Синянской. – СПб.: Звезда, 2001
Как говорится, любви все возрасты покорны. Честно говоря, собирался сегодня обсудить совсем другую книгу совершенно другого автора, а потом глянул на календарь – ба! 14 февраля на дворе! Да, не наш праздник. Да, идеологически, духовно и конфессионально нам чуждый. Однако влюбляться люди реже не стали. И правит миром по-прежнему не один только голод. А посему в срочном порядке пришлось внести коррективы в список претендентов на обсуждение и заменить серьезный, актуальный и донельзя раскрученный текст на… любовный роман.
Впрочем, выбор пал не абы на что, но на шедевр классика XX и XXI веков, колумбийского писателя-нобелиата Габриэля Гарсиа Маркеса «Любовь во время чумы».
Традиционно считается, что знакомство с творчеством данного автора надлежит начинать с романа «Сто лет одиночества» или повести «Полковнику никто не пишет». На самом деле это так и не так, потому что кусать этот роскошный пирог можно с любого бока – везде будет вкусно (ну, или как минимум не отравитесь). «Любовь» же, по моему глубокому убеждению, это такая вишенка на торте, которую можно, конечно, и в конце, но если сначала, то аппетит не перебьете, но, напротив, нагуляете.
Перефразируя Салмана Рушди, позволю себе немного выспренно заметить, что эта книга настолько хороша, что даже некоторые хорошие книги рядом с ней кажутся плохими. Блестящий, вдохновенный мифопоэтический гимн вечной любви! И если кто-то скажет, что такой любви не бывает, что автор хватил через край, мне жаль того человека…
Гарсиа Маркес, как всегда, бесподобен и узнаваем: книга тонко стилизована под французский роман позапрошлого века, однако младенцев на его страницах носят в птичьих клетках, а снедаемый страстью герой в огромных количествах поедает… лепестки роз. Дабы почувствовать вкус любимой.
Перевод Людмилы Синянской, на мой взгляд, изумителен, как и все, что она делает (вспомним хотя бы «Игру в классики» Хулио Кортасара). А что до неточности в диагнозе, то да, в оригинале у автора была холера, но так уж повелось у нас со времен Александра Сергеевича, милого, – с легкой его руки – называть эту хворь чумой (интересно, что призывал на оба наших дома Шекспир в оригинале «Ромео и Джульетты»?). И не беда, что подробно описанные в книге симптомы указывают именно на холеру, на что справедливо обратили внимание некоторые бдительные читатели и критики. В конце концов, это магический реализм, а не выписка из истории болезни, а переводчику за то, что следовала традициям великой русской литературы, честь и хвала!
«Любовь во время чумы» – шедевр, истинное украшение мировой литературы.
Обычно говорят: начали за здравие, кончили за упокой. Гарсиа Маркес поступил с точностью до наоборот. Его роман открывает удручающая и печальная сцена самоубийства старого одинокого ветерана-инвалида. Зато в финале… Впрочем, на сем Шахерезада прерывает дозволенные речи. Читайте и обрящете!
Роман Габриэля Гарсиа Маркеса «Любовь во время чумы», как и многие другие шедевры великого колумбийца, прочитал Игорь Князев. Не буду рассыпать алмазы моего красноречия по поводу чтеца. И зрячее, и незрячее читающие сообщества и без того его прекрасно знают. По мне, так всем нам, любителям аудиокниг, давно пора скинуться и если не бюст на родине, как дважды Герою Соцтруда, установить, так хотя бы купить Игорю большую-пребольшую шоколадку. Возможно даже (пуркуа бы и не па?), в форме сердца.
Наши деды – славные победы
Борис Алмазов. Посмотрите – я расту. – М.: Самокат, 2014
Борис Алмазов. Филиппон – праправнук атамана. – М.: 1С-Паблишинг, 2016
В преддверии Дня защитника Отечества или, на прежний лад, Дня Советской армии и Военно-морского флота захотелось чего-то патриотического, духоподъемного. Однако вспомнились при этом не повести Бондарева и Бакланова, не романы Богомолова и Астафьева, а сборник детских повестей Бориса Алмазова «Белый шиповник», не имеющий, на первый взгляд, прямого отношения ни к войне, ни к армии. За исключением первой повести «Посмотрите – я расту», рассказывающей о трудностях послевоенного детства, о том, какие жертвы пришлось принести на алтарь Победы – как до весны 1945 года, так и после нее. Повесть эту нашел недавно в виде отдельного издания с хорошими иллюстрациями и купил для сына, которому сейчас восемь. Пусть читает. Желательно – вслух. Такие книги читать и перечитывать никогда не рано и не поздно. Ни маленьким, ни взрослым.
Что же касается «Белого шиповника», то сборник этот имелся в домашней библиотеке у моего друга и одноклассника Жени Константинова. И читали его (книгу, а не одноклассника) всем классом – по очереди. Было такое время, когда читали все: и школьные активисты с отличниками, и хулиганы с двоечниками, и университетские профессора с академиками, и простые электрики с сантехниками.
Однако сегодня хочу поговорить не о детских повестях Бориса Алмазова, но о вполне взрослом его произведении – небольшой повести или скорей киносценарии «Филиппон – праправнук атамана». Итак. Наши, примерно, дни. Точнее сказать, самый разгар лихих 90-х. В казачью станицу на Кубани в гости к деду и бабке приезжает 18-летний внук – приверженец одной из молодежных субкультур. При этом движет им отнюдь не стремление навестить родных, не поиск собственных корней или самоидентичности, но неуклонно и грозно надвигающаяся перспектива угодить под осенний призыв, поскольку с высшим образованием у недоросля отношения откровенно не сложились.
О том, что было дальше, догадывайтесь сами, но лучше все-таки почитайте.
От себя добавлю, что более смешной, уморительно смешной и вместе с тем – очень грустной и серьезной книги не читал уже не помню как давно.
И еще: несмотря на скромный объем (всего около двух часов), повесть представляет собой самый настоящий казачий эпос в духе книг Михаила Шолохова, Константина Седых, Григория Мирошниченко и прочих.
Даже жаль, что автор не развернул это полотно страниц на 500. Хотя и на том, что есть, спасибо. А то от избытка такого веселья как бы худо не стало. Смех, конечно, жизнь продляет, но только до определенных пределов.
Не буду подробно останавливаться на персонажах. Писатель и сам их весьма ярко представил в начале повествования. Не стану задерживаться и
